Ее почти всегда можно было увидеть в храме. Невысокого росточка, худенькая – в любую погоду, невзирая на жару или мороз, ливень или гололед, она каждый день утром и вечером спешила в церковь. С палочкой, когда была уже совсем старенькой. И здесь, в храме на клиросе, казалось, у нее начиналась настоящая жизнь. Полноценная. Полнокровная. Единственно возможная. Она раскладывала богослужебные книги на клиросе, читала Часы, составляла последовательность тропарей и кондаков на Литургии, отмечала особенности вечернего богослужения. Готовила службу не только для певчих, но и для алтаря – пономарей и священнослужителей. Как она сумела самостоятельно освоить богослужебный Устав, так и осталось тайной – она ни с кем не делилась воспоминаниями, видимо, искренне считая свою жизнь никому не интересной. Но факт остается фактом – она хорошо разбиралась в Уставе, умела составлять последование даже таких вариантов служб, которых не было в богослужебных указаниях. Незаметная, ничем особенным непримечательная, не отмеченная какими-то яркими дарованиями, она просто тихо делала свое дело, несла определенный груз обязанностей. И эта с виду незаметная деятельность на самом деле была большой подмогой. Клир, казалось, понимал это всегда. Но наиболее ясное понимание пришло после того, как ее не стало.
Лидия Ивановна Шутилова, псаломщик и чтец краснодарского храма Илии Пророка. 26 июля 2025 года исполняется сорок дней с тех пор, как Господь призвал ее к Себе. Из своих восьмидесяти шести лет, более тридцати она отдала храму и служению Богу. Так, как она это понимала, так, как могла. Беззаветно любила церковное богослужение. И делала все ради того, чтобы оно было совершено четко по Уставу. По образованию Лидия Ивановна была инженером-конструктором, работала в конструкторском бюро. Как она, человек советской закалки, смогла так прилепиться сердцем к Дому Божиему? Предоставим слово тем, кто знал Лидию Ивановну, был с ней рядом и на себе прочувствовал ее заботу и отзывчивость.
Вспоминает сын Лидии Ивановны, Федор Шутилов: «Вся ее жизнь была посвящена храму. Она жила только церковными праздниками, церковными событиями. Бывало, после возвращения из своего очередного путешествия я начинал с увлечением рассказывать ей о том, как все прошло. Она слушала примерно 30 секунд, потом перебивала: «а завтра праздник Николая Чудотворца!»
Первоначально она обратилась к Богу ради меня. Я рос болезненным ребенком, у которого было много заболеваний, инвалидность по слуху осталась до сих пор. Мама возила меня в разные санатории, но особого толку не было. Кто-то
посоветовал ей обратиться за помощью к Богу. И когда мне было около семи лет, мы поехали с ней в Лазаревское, где меня тайно окрестили. Время было непростое, делать это явно было небезопасно. Если бы об этом узнали в Краснодаре, у мамы могли быть неприятности на работе. Вот и пришлось выезжать из города.
Но прежде чем она смогла полностью посвятить себя храму, прошли годы. Примерно в конце 80-х или в начале 90-х у них на работе прошла волна сокращений. Предложили уволиться и маме, на что она с радостью согласилась. Оставила светскую работу и пошла в храм, сначала в качестве прихожанки, затем – клирошанки. Она настолько горела желанием трудиться в церкви, что ради этого самостоятельно освоила музыкальный инструмент, брала уроки вокала и самое главное, изучала церковный устав.
Будучи в храме сама, она звала туда всех. Приводила бывшую коллегу по работе. Привлекла мою супругу Ольгу, ныне уже покойную. Поскольку Оля по образованию была дирижер-хоровик, мама позвала ее на клирос в качестве певчей и регента. Они часто вместе сидели и обсуждали график выходов, кого поставить сопрано, кого – тенором, чтобы лучше звучало.
Все мамины заботы и переживания были только об одном – о том, чтобы служба прошла четко и хорошо, и о том, что скажет о ней Бог. О Нем она говорила почти все время, боялась, что на том Свете ее спросят, почему она не рассказала нам чего-то важного. Поэтому она старалась, как могла. Часто водила двух своих внучек в храм на Причастие. Дома над пианино у нее был целый иконостас…
Часто говорила о том, что на христиан могут вновь начаться гонения, и была готова пострадать. Авторитетом во многих вопросах для нее был, конечно, не телевизор и не книги. Чаще всего она ссылалась на проповеди священников в храме.
Несмотря на то, что мама почти все дни бывала в храме, в разговоре с внучками она признавалась, что молитва это самая трудная работа. Когда была помоложе, любила паломничать. Посещала Киево-Печерскую Лавру, Валаамский монастырь и не только. Потом это стало ей уже не под силу.
Некоторые советы, которые давали ей священники, пригождались многим. Например, кто-то из батюшек посоветовал, чтобы не упасть, все время держать ноги в тонусе. Мама передала это мне. И поскольку я занимаюсь туризмом, с тех пор своим туристам тоже часто это говорю, особенно на спуске: расслабишься, можешь подвернуть ногу и упасть.
Мамина ревность о соблюдении воскресных дней была такой, что она уговаривала меня даже не ходить в походы по выходным, потому что это отвлекает людей от Церкви.
Ее характерной чертой была жертвенность. Проявлялось это в самых разных ситуациях. К примеру, она любила отдыхать на море в Анапе, но в последнее время не позволяла себе этого, считая, что летом прежде всего должны отдохнуть певчие и чтецы, а она может обойтись и поехать в другой раз. Так и не добралась до моря, уступив его другим! И даже когда она о чем-то просила, всегда прибавляла: «но это необязательно, если тебе трудно или занят, не приходи!» Ее приходилось уговаривать, например, взять еду или поехать на такси. Нежелание обременять других доходило до того, что она могла выйти из машины, не доехав до дома, и пойти пешком, просто чтобы не напрягать таксиста.
Поскольку мама была инженером-конструктором, этот конструкторский опыт ей пригодился, когда в Ильинском храме устанавливали ограду на солее. Лидия Ивановна стала проектировщицей этой оградки. А еще у нее был почти каллиграфический почерк, которым она писала тексты.
Она делала для храма все, что могла, она этим жила. И когда случилось так, что мама сломала ногу и уже не смогла бывать в храме, она угасла буквально за месяц. Ее мечта была попасть в Царство Небесное. И пригласить туда всех!»
Святой угол Лидии Ивановны
Клирик Свято-Ильинского храма, диакон Василий Максютов: «С Лидией Ивановной я познакомился, когда Господь через о. Димитрия призвал меня на служение в алтарь Свято-Ильинского храма. До этого я просто видел ее в храме, когда приходил на службы. Наше очное знакомство состоялось в 2015 году, около десяти лет назад. Начав помогать в алтаре, я стал чаще бывать на клиросе, читать Часы. И Лидия Ивановна всегда была добрым и отзывчивым помощником. Всегда
помогала, подсказывала, как должно быть в этом моменте, а как – в другом. Причем старалась делать это аккуратно и деликатно, не напрямую, а как бы высказывая свое мнение: «Я думаю, что здесь надо вот так», или: «А я знаю, что надо вот так».
Правда, бывали и другие ситуации. В некоторых случаях, когда она была в чем-то совершенно точно уверена, она могла быть очень категоричной, даже готова была оттолкнуть человека. Но, надо отдать должное – потом, в конце службы, обязательно за это просила прощения. Это меня тронуло – думаю, надо же, смиряется перед всеми, даже если права.
В деле помощи на клиросе Лидия Ивановна была для меня незаменимым наставником. Опыт у нее громадный, благодаря чему я быстро вошел в курс дела. До этого я, конечно, знал, что собой представляют Литургия, утреня, вечерня, но досконально самого последования не знал. А она показала саму структуру. Например, на Часах главный нюанс – тропари и кондаки. Нужно уметь ориентироваться, откуда что брать.
Особенно Лидия Ивановна была незаменима Великим Постом, когда можно запутаться в последовательности канонов. Она вообще вечернюю службу всегда расписывала: припевы на каноне, прокимны, величания, если полиелейный праздник. Всегда хорошо, когда ты приходишь, а служба, например, воскресная, уже подготовлена. Когда мы, пономари, приходили, нам оставалось только следовать тому, что она нам прописала. Искать в книжках, в указаниях, сверять, уже не было необходимости. Бывают же разные перекрестные моменты: «аще так, аще так». А здесь уже все составлено, проверил, посмотрел: вроде все верно.
Помогала Лидия Ивановна и позже, когда стал диаконом. Буквально несколько дней назад ощутил, насколько своевременной бывала ее помощь. Забыл перед службой написать себе прокимен. Лидия Ивановна же всегда писала, и мы уже не заостряли на этом внимание, знали, что нам напишут. А тут – забыл. Пришлось быстренько исправлять ситуацию. И вспомнил, вот Лидию Ивановну жаль! Это такой утилитарный момент, но она действительно помогала. До самого последнего дня была в церкви, как бы тяжело ей не было, и зимой, и летом, с палочкой. Даже если скользко, все равно придет, напишет. А теперь уже приходится самим, в свободное плавание ушли, прокимны и величания уже сами пишем.
Когда другой человек уходит, родственники часто скорбят не только о нем самом, но и о себе, о том, что они лишились поддержки. Это, наверное, самое тяжелое в скорби об утрате, потому что здесь есть отчасти место самости, которая делает горе еще более тяжелым – человеку тяжело оторвать от себя то, что, как он считал, принадлежало ему. Он ощущал, что это его, и вдруг этого лишился, и ничто не может его утешить. Это не в осуждение, все мы человеки, у каждого из нас это есть. И в данном случае, отчасти, у меня скорбь тоже такая немного эгоистичная, потому что был человек, который эту часть обязанностей тянул, теперь его нет. Теперь сам делаешь, смиряешься, а что делать?
Свое служение она исполняла до конца. Поначалу это были ее обязанности, а потом стало доброй волей. Думаю, в некоторой степени к Лидии Ивановне применимо изречение: с креста не сходят, с креста снимают.
Светлая печаль осталась после ее ухода. Все мы смертные. Дай Бог, чтобы человек был на своем месте, был до конца верен, и, насколько это возможно, чтобы часть коллектива проводила его в последний путь!»
Мария Шарифова, регент большого хора Свято-Ильинского храма, директор группы воскресного дня: «Я знаю Лидию Ивановну очень долго, 30 лет. Она работала в храме как псаломщик. И какое-то время, когда хор еще только собирался, пела. И пела довольно хорошо. Я пришла на верхний хор, но однажды меня попросили помочь на клиросе. Сказали: там будет Лидия Ивановна, она тебе во всем поможет, всегда будет рядом, всегда подскажет. Хотя я тоже кое-что знала, но ее подсказки были такие… Она будто предугадывала все. Если нужно было отслужить полиелейную службу, которой нет в Минее, она ее приготовит.
Она подходила к службе с такой молитвой, с таким смирением, и одновременно с такой строгостью! Да! Несмотря на то, что она была очень ласковой, очень отзывчивой, очень угодливой в хорошем смысле, она была твердой, жесткой по отношению к службе, к соблюдению Устава, к тому, как должна совершаться служба. Радела за точное исполнение Устава. И всегда мне говорила: «Ну, Богу же это угодно!» Такая была Лидочка.
Последние мои воспоминания о том, когда я была у Лидочки в больнице, перед ее смертью. Ей делали операцию без общего наркоза, потому что она человек глубоко пожилой. Сделали очень тяжелую операцию, я пришла к ней в этот день. Она лежала такая худенькая, ее почти не было видно под одеялом – только лицо Лидии Ивановны, такое прекрасное, доброе, всегда одухотворенное, а тела нет, оно как будто уже растворенное. Обращаюсь к ней, она отвечает, что все нормально, все у нее хорошо. И спрашивает меня о моих детях: как Рустик, как Сонечка? Представляете, в таком состоянии она спрашивает про моего сына, про моих детей, про маму! Хотя мы не были настолько близки семьями, чтобы она помнила моих близких. Только пару раз я оставляла с ней сына, когда надо было петь, а его не с кем было оставить. Она все это помнит, помнит их имена. И не просто помнит, она молится! Она молилась и молится.
Это была последняя наша встреча, она осталась в моей памяти. Эта встреча дала мне понимание того, что рядом с нами находятся удивительные люди – а Лидия Ивановна была удивительной во всех отношениях – и мы должны это помнить, ценить и молиться, потому что если мы молимся все вместе, это приносит нам благодать. Я знаю, что она жива, она с нами. К сожалению, я не видела ее в самом конце, я ее видела за две-три недели, но этой встречи мне хватило для того, чтобы жить дальше и понимать, что такие люди, как Лидия Ивановна, нас поддерживают, вразумляют и являют нам пример!»
Провожали рабу Божию Лидию в Вечные обители всем приходом. И хочется присоединиться к последнему панихидному возгласу: «Вечная твоя память, достоблаженная сестра наша, приснопоминаемая!»
